Продолжаем обсуждение экологической политики градостроительства с г-ном Кульбачевским.
- У вас возникает необходимость в отстаивании каких-то участков, зон, деревьев?
- Естественно. Такая необходимость бывала часто.
- Вы можете и конкретный пример привести?
- Да их множество.
- Хотя бы один.
- Хорошо. Попытаюсь один выбрать… Понимаешь, спасать деревья для меня, как писать статьи для тебя.
- Хорошо. Давайте коснемся Серебряного Бора. Там ведь что-то строить будут?
- Нет, в Серебряном Бору ничего строить не будут. А что за стройка там должна быть?
- Естественно, речь об элитном жилье шла.
- (Молчание, вздох.) Ну, давайте посмотрим. Серебряный Бор – это памятник природы, стройку там, в принципе, нельзя разворачивать. А есть поселок Серебряный Бор, территория которого частью природного памятника не является. И там, конечно, некоторые ограничения есть, но градостроительство там допустимо. Эта собственность является частной. И когда появилась природоохранная территория, то люди оттуда со своими домами никуда не исчезли. Само собой, там какая-то реконструкция идет, все это с нами согласовывается. Но выставить запрет мы не в праве.
- Если я правильно вас понял, вы выступаете за сокращение площадей природоохранных зон в пределах Москвы, поскольку многие из оказавшихся там участков к этим зонам вовсе и не относятся?
- Конечно. В действительности, это даже не просто мое личное мнение, этому и подтверждения есть. Вот, например, в начале второго квартала 2012 года закон приняли, как его в народе обозвали, - Закон об амнистии гаражей. Городская политика по определению границ природоохранных зон привела к тому, что каким-то чудом в этих зонах оказались гаражи.
- Так уж и чудом?
- Мне кажется, чудом. Ведь гаражи ну никак к природоохранным зонам не отнесешь.
- А кто этот закон писал?
- Это дело наших предшественников. Фамилий я называть не хочу. Мне какое лукавство в этом чуде чувствуется. Существуют лесопарки и заповедники, как Серебряный Бор, например. Вот их и защищать надо, что мы и делаем. Но не понять мне, как можно было часть промышленной зоны в природоохранную включить. Взять, допустим, Хорошево-Мневники. Там что-то вроде заливных лугов есть. Но в действительно этих лугов гектаров 60 из 350. А остальное все – это промышленная зона, и мне непонятно, как это она в природоохранную вошла.
- А если она выйдет из природоохранных зон, то туда, естественно, придут специалисты градостроительства.
- И в таком случае я был бы и в самом деле рад, если бы застройщики там появились. Эта зона не была бы такой, как сейчас – там свалок море, промышленные предприятия.
- А нельзя ли предприятия оттуда вывести и зону благоустроить?
- А где деньги на это взять? Вы представляете, во сколько это обойдется, если еще и рекультивацию учитывать? Все десятками миллиардов рублей будет меряться. Такие суммы на градостроительство выделить никто не может. Это должно производиться за счет средств инвестора. А если просто так, то еще куча проблем возникнет. Транспортная, к примеру. Дорожное строительство тоже ведь на совести города.
- Сколько же в Москве подобных лже-природоохранных зон существует?
- Довольно много. По нашим последним подсчетам, почти шесть тысяч гектар. Ни по статусу своему они туда не подходят, ни по режиму природоохранной зоны.
- Давайте еще Лосиного острова коснемся.
- Лосиный остров – это не мое. Эта территория федеральный статус имеет. К Министерству экологии эта территория относится.
- Понятно, но были слухи, что было ваше предложение о создании там рекреационных зон и о том, чтобы людей от лосей стеклянной перегородкой отгородить.
- Понимаете, существуют проекты, но есть и прожекты. Прожектов много может быть. Они с общественностью обсуждаются, с учеными-биологами, с инвесторами. Стеклянная перегородка – это просто частность. Я с такой в Геленджике в сафари-парке встретился. Они в таких же парках в Африке есть, в некоторых европейских странах.
- А сколько сейчас лосей осталось в Лосином острове, кстати?
- Минприроды считает, что 33. А мне кажется, что не более 20. И мы стараемся вместе с Минприроды московскую часть – это гектаров 3000 – как-то обустроить. Там точно рекреационную тему надо как-то реализовать.
- А что сделать можно? Лавочки поставить?
- Лавочки там и так существуют. Надо условия цивилизованными сделать: велодорожки, допустим, оборудовать, дорожки для прогулок, освещение, беседки, прокат организовать.
- А у вас с населением какое-то взаимодействие есть?
- Естественно. На сайтах общаемся, с жителями встречаемся. В каждом округе у нас рабочие группы существуют. В их составе есть общественники, муниципальные депутаты, люди, проживающие в этих районах, да и просто посетители природоохранных зон.
- А почему тогда, когда вяз на Поварской спиливали, к жителям никто не обратился?
- Это наш инспектор по экоконтролю поторопился, но выговор он уже схлопотал. Все-таки вяз тот – природный памятник. Инспектору этому стоило прийти к нам и посоветоваться. Мне кажется, что если даже мы и решили это дерево удалить как аварийное, то делать надо было по-другому, жителям рассказать, что на этом месте будет. Лично я бабушек, которые в этом дворе живут, понимаю отлично.
- Если я вас правильно понял, тот вяз спасти невозможно было?
- Да, к сожалению. И в этом мы уверены. Он графиозом был болен. Во Франции, в Бельгии, Голландии, Германии из-за этой болезни почти все вязы засохли. Специалистов, которые смогли бы эти вязы вылечить, нет.
- Мне рассказали дендрологи, что графиоз на ранней стадии можно обнаружить и начать бороться.
- Но это не о трехсотлетнем дереве речь, которое в центре города, это же надо понимать. Это дерево уже отжило то, что ему было отмеряно. Прямо не знаю, если хотите – пень там давайте оставим, цветы возлагать будем.
- А жители этой улицы, кстати, как раз и просят там пень оставить. Это реально?
- К чему? Превратить его в рассадник того же графиоза? Там новое дерево будет посажено, вяз тоже. Но этот уже заразиться не может: сейчас на Западе новые породы появились.
- А во сколько в Москве обходится спилка дерева?
- Посчитать это не просто. Это зависит от породы дерева, его возраста да от округа тоже. Тысяч до 50 обойдется, плюс-минус 5 тысяч. Это стоимость компенсации. А еще ущербы есть, которые значительно больше. Елка, срубленная в природоохранной зоне, вам обойдется в 300 тысяч штрафа. Поверьте, у нас невозможно просто так дерево спилить. Строители у же давно вышколены, они ничего не срубят под градостроительство, если нет билета для порубки и разрешения нашего департамента. Вот вам и пример того, что нами делается. Вот, допустим, пришел проект по расширению Щелковского шоссе. По изначальному плану все, допустим, проходит так, что нужно вырубать деревьев тысячи четыре. Деньги за это строители готовы заплатить, компенсационные участки есть. Таким образом, и законы соблюдаются.
- А вы требуете трассу перенести?
- Конечно. Мы заявляем: «Подкорректируйте вот здесь, вот это пересадите, потому что эти деревья сохранить надо. А вот тут – стройте». Процесс это неизбежный, и мы понимаем это.